В ленинградской квартире на Ваське большие окна. Когда семья Каретниковых въехала в этот дом, в окна еще был различим залив, но плотная городская застройка заслонила захватывающий вид.
В доме нет ничего из икеи, только настоящее, аутентичное.Рабочий стол с широкой столешницей приткнут к окну: на нем лампа, книга Грачева «Студенческие годы», Сборник гимнов, еще книга, много книг…
Библия Геце, цветы, ваза, рукописные листки, портреты. Так и представляешь себе, как церковный историк, писатель, профессор Марина Сергеевна Каретникова в свете настольной лампы ведет рукой по листу, на лист ложатся ровные строчки с большим интервалом. Со стены смотрят портреты родных — мамы и отца, мужа, сестры, внучки. Чувствуется степенность, выверенность, солидность.
Если бы не звук перфоратора, то наш разговор состоялся бы в полной тишине покинутого обывателями в рабочий полдень ленинградского дома. Так почему же мы начали о строгости нравов? Ах, да. В первом варианте обложки книги «Малина под дождем» художник изобразила девушку с распущенными волосами. «Нет, не ходили мы с распущенными волосами, — говорит Марина Сергеевна, — за распущенные волосы выгоняли из аудитории. Поэтому решилась дать свою фотографию того времени».
Ушедшая эпоха
— Бывает, что история возвращается, — подглядываю в свои домашние заготовки. — Мода может вернуться, песни, гимны и идеи, но той эпохи, о которой вы пишете, больше не будет. Вот отношений таких не будет, когда боялись остаться один на один, а брали третьего в культпоход в кино. Письма уже никто не пишет, и классиков не цитирует, и грецкие орехи в фольгу не заворачивает… Мне кажется, всего этого уже не будет.
Пауза. Вздох.
— Я до сих пор тоскую по 86-му перышку.
Что ж, этой репликой Марина Сергеевна вроде бы соглашается со мной — эпоха ушла:
— Какие-то приметы цепко вы запомнили… Фольга… Потому что не было елочных игрушек. Мне кажется, вернутся, скорее всего, такие приметы быта, чем многие понятия. Вот эта строгость в отношениях, это трепетное отношение к чести девушки, утрачено. Мне как церковному историку много раз удавалось услышать рассказы людей о том, как создавались семейные пары. Юноша с девушкой стыдились подойти друг к другу. Поэтому парам помогали диаконисы. «Обрати внимание на Марфушу, очень скромная девушка, музыкальная, хорошая хозяйка», говорит диакониса регенту хора. Обратил, попросил помочь раздать ноты. Сблизились в служении, сложилась пара. О таком в церквях я сейчас даже не слышала.
— Юноша не мог подойти к девушке и заговорить с ней?
— Что вы, подойти?! Некоторые братья, чтобы подойти, долго молились и загадывали, ответит ли на мое приветствие и т. д.
— Шкуру расстилали?
— Да, совершенно верно, шкуру расстилали. К этому в наших церквях серьезно относятся. Все это мне было близко. Я была из семьи верующих. И когда мне мальчик впервые написал «Я тебя люблю» — это был 5 или 6 класс, — мама посоветовала не отвечать: «У тебя достоинство есть. Сразу не отвечай. Поинтересуйся, что он за человек, как учится, чем занимается в свободное время». Когда у нас начались совместные вечера (а школы были раздельные — мужские и женские), то с кем бы я ни танцевала, расспрашивала о любимых предметах, хобби, взглядах. Больше меня этот парень не приглашал…
— Кстати, в эпоху императора Павла, если кавалер приглашал даму на танец три раза подряд, он должен был на ней жениться, иначе дама скомпрометирована. Так танцы все-таки были…
— Танцы были. Но что хочу сказать: я и в семье была научена, что девушка должна иметь свое достоинство. Поэтому я бежала от тех, кто предлагал уединиться. Я не исключаю, что такие отношения вернутся.
— Вот такая строгость нравов? — честно говоря, изумлен.
— Ну, это же тошно, когда в метро на эскалаторе парень девушке под юбку лезет, а она позволяет. Я хочу сказать не ему, а ей: «Девочка, что ты делаешь?»
Есть око над тобою
— Неужели жизнь человека увязывается только с выполнением каких-то нормативных требований: исполнением законов, следованием религиозным табу. Неужели народ так необуздан…
— Необуздан, — не дослушав вопроса, говорит Марина Сергеевна. Видно, что над этой темой она не раз размышляла. — Христос говорит «Вы, будучи злы…», т. е. это не обсуждается, так и есть. И еще место — «Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения». Характеристики нелестные. Считаю, что заповеди Моисея — основа мироздания. Мир ими стоит. Я вчера закончила писать в журнал «Мария» об истории вдовы и неправедного судьи. Мысль в том, что вдова молилась и Богу, и ходила просить к судье. Она ходила к судье, но верила Богу, а не в судью.
— Сквозные темы нашего журнала — христианство и человечество. Вы сказали о том, что заповеди Моисея — стержень, на котором держится человечество. А что таким стержнем может быть в самом человеке?
— Сознание, что есть выше тебя, есть око над тобою, Бог, который видит тебя. Бог видит тебя, и что ты на это скажешь. Он видит и верующего и неверующего в Него.
— Получается, закон и страх, а где же Божья любовь?
— Закон моисеев для всех людей, а благодать — для тех, кто смирился перед Богом, покаялся в грехе и перешел на Его сторону. Любовь — для детей. Это другие отношения. Ввести в Свой дом, назвать Своим дитем. Для всех же порядок — нельзя убивать, нельзя красть, нельзя лгать, не желать чужого, не завидовать. Иначе не может происходить даже судопроизводство, если не будет свидетелей верных. Иначе жизнь разваливается, если человек начинает жить так, как он себе понимает.
— Вы же писали, что человек сам себя понять не может, — неловко попытался сменить тему. — Поэтому трудно быть человеком?
— Христианин прошел через покаяние, отверг дела тьмы, находится в Царстве Божьем, под покровом Всевышнего, в общении с другими верующими людьми. Христианин не одинок. Люди же в мире приходят к отчаянию. Мой любимый актер Олег Басилашвили в своем интервью говорит, что «мы — общество пофигизма и равнодушия». Это печальный финал жизни. Человек без Бога приходит к отчаянию, тупику, крайним идеям, таким как фашизм. Это больной ненормальный человек.
Поговорим «до донышка»
Как-то сам собой разговор перешел на тему общения. Марина Сергеевна заметила, что ей не нравятся в людях необязательность, непунктуальность. Это пренебрежение другим человеком. Я согласился. Поверхностность: мы не интересуемся людьми, не углубляемся в человека, оперируем схемами и рисуем себе образы. А человек вдруг оказывается не таким, каким мы его себе нарисовали.
— Сейчас я пишу про барона Николаи, который занимался со студентами в XIX веке: христианское межденоминационное студенческое движение. Я обнаружила, что он приглашал студентов к себе, в том числе в поместье под Выборгом. И он терпеть не мог эмоциональных людей. Он был сдержан, немногословен, берег время собеседника.
Общение и внимательность к собеседнику — редчайшие качества. Я очень счастлива, что у меня были дивные старшие наставники, которые говорили: «Вы придете, и мы с вами поговорим «до донышка». Я эту неделю уже не жила, я в себе все перебирала, делала чистку, каялась. Конечно, никакой беседы «до донышка» не было, в этом уже не было необходимости. И с тебя не требовали подробностей, не заставляли говорить о том, о чем ты не хочешь говорить. Это деликатность.
Барон Николаи — пример деликатнейшего человека, аристократа со знанием пяти языков. И Бог поставил его работать со студенчеством того времени. И поскольку я знаю историю вот так (показывает как, разводя руки широко), то я понимаю, кто были студенты того времени. Бандиты это были. Это были люди, которые получили свободу от крепостной зависимости, и ринулись за образованием, которого были лишены. Николаи учил их и Божьему слову, и как держать вилку. Он учил их не врать, не красть, держать слово. И рядом стоял он с ними, благороднейший человек. Правильно Бог выбрал такого наставника. Он воспитывал просто своим присутствием.
Простор для Божьего слова
Оказалось, Марина Сергеевна получила задание от своего братства: «Чем христианство полезно для общества?» И тема, которой она сейчас «живет, дышит и болеет» — это «Высокие моменты в истории России». В эти эпохи Марина Сергеевна хотела бы жить и сама.
— Это всегда, когда Божьему слову был простор. Я начала с фантастической миссии Кирилла и Мефодия с их переводом на славянский язык. Это образовало всю дальнейшую историю России и части Европы. Вся Европа до этого была латинская. И здесь наш язык помог нам стать и не от греков, и не от латинян. Из-за языка мы получили свое развитие. Подвижники пытались перевести Библию для народа, у которого не было письменности.
Когда Библию получили, и захотели по ней жить, оказалось, что уже есть церковные установки. И имеющие евангельский дух оказались в еретиках. Среди этих еретиков я искала братьев наших, и нашла. И Аввакума я к себе взяла из раскольников. Кроме раскольников, еще стригольники, духоборы, молокане.
Затем эпоха Александра I, основание и работа Российского Библейского общества. Эпоха Александра II с его реформами. Его убили, и реформы подвисли в воздухе до нашего дня. Стоит земельная реформа, юридическая, военная, образовательная. Мы находимся в нерешенных проблемах Александра II, поэтому, можно сказать, продолжаем жить в его эпоху. Все эти нерешенные проблемы позже поднял Александр Солженицын и написал «Как нам обустроить Россию». Но истории никто не знает, и его не восприняли.
— Вы писали, что наша страна с богатым прошлым, и еще более богатым будущим. Вы до сих пор считаете, что наше будущее богаче прошлого?
— Наш Господь сказал, что будет проповедано Евангелие до края земли. Мы — страшно языческий народ. Мы должны воспринять Божье слово. Я говорю об этом не просто потому, что так модно говорить. За 80 лет своей жизни я училась в 16 странах и преподавала в 83 городах нашей страны. Я очень много поездила, и увидела все своими глазами. Везде видела пасторские группы, группы изучения Библии, колледжи, институты, академии — огромная жажда учиться. Без образования мы бы просто погибли. Просвещение позарез нужно. Я сама до сих пор учусь, я всю жизнь учусь. В наших библейских группах я слушаю, как разбирают Священное Писание, рассуждают над ним — и это очень интересно. Библейское просвещение — это живой нерв распространения Евангелия. А в центре образования должна стоять только Библия.
Образование от слова «образ». Как это понимает петербургский профессор, получить образование, значит, принять образ Христов. Это обогатит Россию.
Пошел второй час нашей беседы в этой удивительной ленинградской квартире, наполненной смыслами. Я еще раз смог убедиться в том, что качественный диалог может быть только с глазу на глаз. Этот диалог обогатил меня, и я стал немного другим.
Позднее, поставив в нашей беседе о человеческих нравах, исторических эпохах и образовании Словом Божьим, точку, Марина Сергеевна Каретникова вновь стала обычной заботливой бабушкой: «Я могу вас пирожком угостить».
Не откажусь, Марина Сергеевна, не откажусь.
